Конечно, это правильно. Но для этого рынок должен быть другим. Если они вдруг установят какие-то ограничения, то это будет очередное неверное решение. Будут условия на рынке - будут обращаться.

Мне рынок нужен для того, чтобы я мог собрать определенную сумму денег. В России сейчас это практически невозможно. Акции, конечно, обращаются, но собрать на этом маленьком рынке весомую сумму за счет выпуска новых акций достаточно трудно.

Условий [в России] создано еще недостаточно. Например, мелкие акционеры шантажируют крупные компании, а суды принимают решения в пользу этих акционеров. Естественно, это кем-то срежиссировано, но это же неправильно.

- Прошлый год был очень нервным для тех, кто инвестирует в российские акции. Как вы оцениваете кризис на российском фондовом рынке?

Я не вижу кризиса. Маленький рынок, и каждая эмоция может его подкосить. [Реакция рынка на] налоговые претензии к "ВымпелКому" - это просто неврастения, я так считаю. Здесь может быть много нюансов, не хочется судить со стороны, но ведь дыма без огня не бывает...
Нужно понимать устройство государства в данный момент и действовать соответственно, стараться быть более прозрачным, как-то подстраиваться под конкретную ситуацию. У нас на моей памяти столько было налоговых претензий, это настолько естественный процесс...
Это обычная практика в нашем бизнесе. То, что компания большая и ее аудирует кто-то из "большой четверки", еще не гарантирует, что она платит налоги. У нас, когда заканчиваются налоговые проверки, всегда есть какие-то недоплаты или переплаты. Идеально никогда не бывает.

- Как влияют события на российском рынке на акции западных компаний, работающих в России?

Не зеркально. Если в России какой-то скандал и рынок падает, то, естественно, это отражается на котировках достаточно часто. Даже акции западных компаний, владеющих крупной долей российских активов, начинают падать.
[Но несмотря на колебания котировок,] сегодня сырьевой компании выгодно быть публичной, потому что рынок оценивает не только твою добычу сегодня, но и потенциал, который он может просчитать, потому что у тебя есть запасы. Капитализируются даже те запасы, которые [только] будут тебе принадлежать. Скажем, капитализация фабрики, которая производит галоши или любой другой продукт, определяется только ее денежными доходами. У этой фабрики нет других активов. У нее отношение годовой прибыли по отношению к капитализации будет конкретным и понятным.

Для примера: стоимость нашей компании на Лондонской бирже - около $US 800 млн, а продажи наши (я уже не говорю о прибыли) - меньше $US 100 млн. Капитализация нашей компании превышает в 8 раз не то что прибыль, а объем наших продаж!
А капитализация обычной [несырьевой] компании должна в 4-6 раз превышать прибыль, не говоря уже о продажах. Получается, что мы, как золотодобывающая компания, использующая природные ресурсы и имеющая эти природные ресурсы на балансе, капитализируемся в несколько раз дороже.

- А по вашей компании прошлогодние события в России как-то ударили?

На нас это мало сказалось.
Первый вопрос, который задают инвесторы нам и нашим акционерам, - расскажите, как вы видите ситуацию с "ЮКОСом". Я всегда объясняю это очень просто. Я поддерживаю нашего президента и власть, которые заставляют платить налоги. Российское законодательство, регулирующее добычу золота, никогда не позволяло нам использовать какие-то схемы [ухода от уплаты налогов]. Я не мог продавать золото подставным фирмам, а должен был всегда продавать его по фиксированной цене государству и платить налоги. Когда сняли монополию государства на покупку золота, золотодобывающие компании получили возможность продавать золото банкам, имеющим на это лицензию, либо за рубеж (при наличии экспортной лицензии), но все равно круг покупателей был ограничен.

Меня государство поставило в жесткие условия, и я, хотел я этого или нет, должен был всегда честно платить налоги. Были ситуации, когда просто не было денег, чтобы заплатить этот налог. В 1993-1994гг золото мог покупать только Гохран, но он задерживал платежи на полгода, а налоговая инспекция [все равно] к нам приходила...
Но тогда эти налоговые задолженности реструктурировались, их прощали, хотя многие компании и умерли в это время. После того как в золотодобыче было введено более-менее нормальное законодательство, мы в силу такой прозрачности все равно вынуждены были платить налоги. Хотя маржа в золоте, особенно при низких ценах, была 15-20%. В нефти маржа была 100%, скважины достались, ты качаешь да еще и налоги не платишь. Вот так я отвечаю инвесторам.

Тогда возникает другой вопрос: а почему только "ЮКОС"? Я говорю: сами посудите, нефтяная и газовая отрасли в России - это основной поставщик налогов в бюджет. Представьте: если сейчас набросятся на все компании, даже если есть причина, это дестабилизирует не только российскую промышленность, но и поставки на мировой рынок. Поэтому выбрали наиболее одиозный случай, потом другие начнут платить или их [власти] заставят заплатить то, что сами не заплатят. Вот история, которую я рассказываю, и я хочу в нее верить.

- Хотите верить или верите?

Это другой вопрос. (Смеется.)

- То есть вы считаете, что "ЮКОС" был самым злостным неплательщиком налогов среди российских компаний?

На такой резонный вопрос я инвесторам отвечаю, что могли иметь место и политические эмоции. Может быть, выбирали и не по объему неплатежей. Хотя "ЮКОС" - одна из самых больших нефтедобывающих компаний. И логика в этом есть: чем больше добыл, тем больше не заплатил. Но здесь скорее человеческий фактор. Если есть 10 проштрафившихся, то, наверное, выберешь того, лицо которого тебе неприятно, правильно?

Другое дело, что немножко коряво это происходит. И эти вопросы тоже задают. Надо делать различия: заставлять компанию платить налоги, но не лишать человека личной свободы. Но любая бюрократия корява - и в Англии, и в Америке. Правая рука не знает, что делает левая. С другой стороны, эта корявость дает надежду, что не собиралась группа, которая решила все поделить, и уж точно не существует такой линии - разорить "ЮКОС", забрать активы и т.д. Направление-то правильное, но, как всегда...
Вот такие разъяснения мы проводим. И инвесторы понимают, кстати.

- Ваш партнер Питер Хамбро сказал недавно: "С российской стороны у нас есть менеджмент, который обеспечивает взаимосвязь с российскими властями". Он имел в виду вас?

Меня и моих коллег, конечно. Без взаимодействия с властями невозможно ни в одной стране работать, бизнес и власть неразрывны, они и должны взаимодействовать. Особенно в недропользовании, потому что очень много разрешительной документации, очень много психологических вопросов. Любая деятельность затрагивает интересы населения, а это прямая прерогатива власти. Надо общаться с властью, и взаимодействие с властями совершенно не обязательно носит коррупционный характер.

- В аукционе по продаже Сухого Лога PHM будет принимать участие?

Нет, сегодня у нас недостаточно своих серьезных ресурсов. Это большое месторождение, которое требует огромных вложений и широкомасштабных работ. У нас есть проекты с более высокой, с нашей точки зрения, рентабельностью.

- Вы считаете правильной идею запретить участие иностранных инвесторов в аукционах на российские месторождения?

Я только слухи об этом слышал. И, насколько мне известно, иностранных инвесторов будут допускать, но изменятся требования: западные компании должны будут регистрировать дочернее предприятие или партнерство на территории РФ. Но это традиционная практика, и, если ввести ее как законодательное требование, сложнее не станет.

- Как развивается совместное предприятие PHM с Rio Tinto?

Rio Tinto - осторожная компания. Они специально поставили условие, что хотят участвовать в проекте, который начинается с нуля во всех отношениях: в плане корпоративной истории, геологической истории - никаких лицензий, никаких утвержденных государством запасов. Им хотелось пройти весь путь развития от разведки до производства самим. С одной стороны, чтобы снять все риски, связанные с какими-то погрешностями в истории [компании], с другой - чтобы компания была прозрачной. Мы выполнили все их условия, создали совместное предприятие, выиграли аукцион на приобретение лицензии на месторождение. Мы считаем, что перспективы у нас очень хорошие.

- Какие-то еще совместные предприятия планируются?

У нас есть шесть СП, одно из самых больших и стабильно работающих - "Омчак" с "Сусуманзолотом". Остальные занимаются геологоразведкой и развитием существующих объектов компании.

- Какие непрофильные активы есть у PHM?

У компаний PHM и "Покровский рудник" непрофильных активов нет. А что касается лично меня и моего партнера Питера Хамбро, у нас есть и другие активы. Мы являемся основными держателями акций компании Aricom, которая ведет разработку титановых месторождений в Амурской области. Мы, и лично я, также вовлечены в рынок недвижимости и лесной бизнес.

С интересом работаем на банковском рынке. Нам принадлежат 50% в Экспобанке и в региональных Колыма-банке и Амурпромстройбанке. Но мы щепетильно относимся к этому и подчеркиваем, что этот бизнес не связан с золотодобывающими компаниями. Хотя они работают вместе, у нас [PHM] открыты счета в этих банках, наши аудиторы и независимые директора пристально смотрят, чтобы все сделки были понятны и прозрачны. Чтобы мы не могли, распоряжаясь денежными потоками, нанести ущерб любой из компаний.

- Но сейчас говорят, что банковский бизнес не так рентабелен?

Вы знаете, я помню времена, когда и золотодобывающий бизнес был убыточен. Потенциал банковского бизнеса огромен. Совершенно справедлива фраза, что банки - это кровеносная система экономики. Конечно, банковский бизнес никогда не будет приносить такие доходы, как золотодобывающий. Банковский бизнес - это бизнес объемов, банк должен расти. Золотой бизнес - это мне от Бога, я нашел месторождение, это принесло мне бешеную прибыль. В банке такого не будет, с миллиардных оборотов прибыль может быть доли 1%, но почва для роста есть. Банки больше зависят от деятельности управляющего звена.

- В чем, на ваш взгляд, причина летнего банковского кризиса?

В первую очередь в недоразвитости банковского рынка. Если рынок недоразвит, каждая плохая новость, особенно на фоне нашей недавней банковской истории, его пошатнет.

- Во время кризиса пришлось делать какие-то незапланированные вливания средств в Экспобанк?

К счастью, банк достаточно эффективно с этим справился. Мы, как партнеры, были готовы подставить плечо, но не пришлось.